Было три часа пополуночи…. 

Я увидел себя в обширном Саду.
Медленно шел я по хорошо утоптанной тропинке, покрытой осенними листьями, к беседке, которая была на некотором отдалении от меня на холме, заметно возвышавшемся над Садом. Издали беседка напоминала легкое строение, похожее на часовню. Подойдя ближе, я увидел ожидающего меня человека. На нем было осеннее пальто, подпоясанное кушаком. Головного убора не было, и длинные волосы ниспадали до плеч. Молча, одним взглядом он поздоровался со мной.
— Учитель, – склонился я перед ним, каким-то шестым чувством осознав, что это Он – мой Ангел Хранитель, мой Голос Безмолвия, мой незримый Надземный Учитель.

Он поднял меня с колен и рукой указал на стоящий рядом стул.
Мы сидели на венских стульях, каких не делают уже теперь, изготовленных из какого-то дерева солнечно-желтого оттенка. В центре беседки располагался, казавшийся воздушным, белый круглый стол на трех ножках. Стол и стулья были тонкой работы и хорошо вписывались в ажурные линии часовни-беседки.

Я подробно стал рассказывать Учителю о своих земных печалях и радостях, о своих ошибках и удачах. Он молча слушал, но не торопился с ответом. Перед Учителем стоял мольберт. Краски и кисти лежали на невысоком табурете.
— Посмотри внимательно на эту картину, – сказал Он.
Но на мольберте в подрамнике я различал лишь движущиеся пятна света. И только внимательно вглядевшись, увидел вдруг бурное море и маленький парусник, преодолевающий его неласковые соленые волны. И я сразу узнал сюжет – подобная картина висела в моей келье у храма в Сутоках.
Учитель молчал. И я понял смысл Его глубокого молчания. Я осознал, что одиноким странником предначертано мне пройти до конца свою земную стезю, самостоятельно преодолевая ее крутые повороты, ухабы и бездорожье, не надеясь «на князи и сыны человеческия».

Учитель встал. Мы вышли из беседки. По дорожке Сада к нам двигалась длинная вереница людей. Они шли к Учителю. Отойдя в сторону, чтобы не мешать, я наблюдал, как Он отвечает на их всевозможные вопросы – каждый ждал от Учителя личного совета и личной помощи.
Когда все закончилось, мы пошли по широкой дороге к видневшемуся вдали Храму. И я вспомнил сквер и полуразрушенную церковь в Кронштадте. Учитель кивнул. И мне стало ясно, что пройденный мною путь жизни не был напрасным, и что это был именно мой путь. А там уже – без меня – время расставит свои акценты, что в моей жизни было правильным и нужным, а что ошибочным и лишним. 
Не спотыкается лишь тот, кто стоит на месте…
Повернувшись ко мне  и указывая рукой, Учитель сказал:
— Видишь, там, на горизонте, стоит дом. Осмотри его.
И Он медленно пошел в сторону Храма.
Я же стал спускаться с холма по тропе, ведущей к дому…

Дом был большой. И было в нем много жильцов. Я оказался на кухне.
Люди же выходили из своих комнат и входили в них, давая понять, что пора бы мне отойти и не мешать им здесь, на проходе. На покрытых копотью стенах висела разного рода хозяйственная утварь, на веревках сохло плохо выстиранное белье, в раковине подтекал кран, и газовая плита немного коптила. Но все присмотрелись, пообвыкли и не обращали на это никакого внимания.
В общем, все выглядело обычно и весьма благородно.
Вдруг я заметил, что под ногами жильцов, когда проходили они по добротным доскам пола, то здесь, то там иногда просачивалась какая-то грязь.
— Посмотрите, что это? – обращался я то к одному, то к другому.
— Ничего, – отвечали мне. – Не твое это дело.
— Неужели вы не чувствуете как все это воняет? – говорил я проходящим мимо. – Надо же посмотреть –что это так подтекает?

Кто-то все же услышал меня и открыл запертый на замок подпол на кухне – и все отшатнулись. Почти вровень с полом была густая темная жижа, скрытая под крашеными досками и не замечаемая никем. Такая же грязь оказалась не только под кухней, но и под каждой из многочисленных комнат большого дома. И все стали чистой водой дружно смывать эту вязкую, липкую жижу, открывшуюся взору…

Я не знаю, что это был за дом. Вероятнее всего – это прообраз нашей земной жизни, ее внешне раскрашенного фасада и внутренне неприглядного содержимого. И мои тщетные усилия что-то очистить, что-то поменять в этом земном доме.

И все же я чувствую, что в наше смутное и слишком тягостное для многих россиян время «перемен» откуда-то Сверху и сегодня, в начале третьего тысячелетия, как и ХХ веков назад, дует свежий Ветер Надежды и продолжают падать золотые листья Веры и Любви к порогу так до сих пор еще не восстановленного нами Вселенского Храма.
И хотя эти падающие с Небес листья, с начертанными на них Знаками Откровений, по-прежнему продолжают истлевать на треснувших от времени храмовых плитах, сердце мое знает, что наступит День, когда из-под этих многовековых плит снова начнут прорастать мощные дубы нашего духовного Творчества и высочайшие сосны нашего Вдохновения.
И тогда лучи восходящего Солнца вновь отразятся во всей силе Вселенского Света от сияющих духовной чистотой куполов преображенных Храмов, восставших от смерти к Жизни на просторах преображенной и вознесенной России.

Антерай.